Юлия Высоцкая. Интервью

Актриса и телеведущая Юлия Высоцкая редко дает интервью. В порядке исключения супруга режиссера Андрея Кончаловского стала гостьей передачи с Натальей Синдеевой на телеканале« Дождь », где рассказала о саморазвитии, о современном искусстве и кино, а также о семейной жизни.

По словам Юлии, Андрей Кончаловский — человек, с которым легко жить и работать.

« Андрей Сергеевич, во-первых, просто очень хороший человек, с ним очень легко в принципе работать и жить тоже. Жить — бывает по‑разному, а что касается работы, его все обожают на площадке, а он обожает всех. Такая атмосфера любви, я говорю безо всякого пафоса. Там нет никакого сюсюканья, просто для него настолько важно, что он делает, что я знаю про себя, что я рядом с ним другой человек. Я даже вижу это на своих друзьях: когда его нет, они по‑другому разговаривают. Все становятся лучше, он действительно пробуждает в людях все хорошее. Ему интересно раскрыть человека. Перед спектаклем он нам всегда говорит: „Я надеюсь, что у вас сегодня произойдет встреча с вашей индивидуальностью“. Я думаю, что ему самому интересно, потому что он настоящий творец», — рассказала Юля.


Также Высоцкая рассказала о страсти к кулинарии. Юля сообщила, что несмотря на крупные проекты, считает себя любителем в этом деле.

« Я кулинар-любитель, домашний-телевизионный кулинар. Я абсолютный дилетант, но со знаком „плюс“, потому что действительно это очень люблю. Я очень люблю есть и люблю еду, я в ней понимаю и разбираюсь. Я могу понять, как оно должно выглядеть, могу оценить чье-то усилие, могу сказать, что талантливо сделано, что бездарно и так далее. Это тоже способность», — рассказала телеведущая.


Высоцкая также призналась, что ее нет в социальных Сетях.

« Я в соцсетях вообще не присутствую, ни в каком виде, у меня нет ни фейсбука, ни инстаграма. Я даже не понимаю, для чего создаются все эти фейковые аккаунты. Никогда не было твиттера. А если есть что-то, с чем я не согласна, я думаю иначе, и я это слышу от человека, которого люблю, я не перестаю любить этого человека. Я считаю, что каждый имеет право заблуждаться, с моей точки зрения. А может быть, заблуждаюсь я», — подытожила знаменитость.

154 715

PSYCHOLOGIES №13

Коллеги говорят о ней: целеустремленная, требовательная к себе и другим, решительная. Но есть и другая Юлия Высоцкая. Глубокая, переживающая, иногда - неуверенная, говорящая «Я не знаю», но готовая искать ответы. Увидеть ее такой удавалось немногим. Но теперь и у нас есть такая возможность. В нашем интервью актриса рассказала, что такое счастье, почему она перестала мечтать и чем сложна роль в новом фильме «Рай».

ФОТО Данил Головкин

В фильме «Рай» мы увидим, как Юлия Высоцкая проживает - с другими актерами и один на один с камерой - вымышленную жизнь русской аристократки и героини французского Сопротивления Ольги Каменской. И образ этот оказывается настолько убедительным, что возникает ясное чувство: теперь мы знаем эту актрису лучше, знаем про нее то, что раньше было скрыто...

Psychologies:

Вам было трудно работать на этом фильме?

Нет, я не могу так сказать. Для меня тяжелая работа - это работа, которая не получается. Когда не можешь найти верный тон, когда с партнерами нет общего языка, когда слова в сценарии или пьесе - чужие для тебя. Вот это тяжело. А тут все очень правильной дорогой шло, весь фильм. То, что воспринимается зрителем как серьезная тема, необязательно оказывается тяжелой работой для актера.

Чем выше творческий настрой - простите мне такую высокопарность, - чем люди лучше друг к другу относятся, чем лучше понимают, какое общее дело они делают, тем легче. И неважно, получается в итоге комедия, трагедия или мелодрама. А с «Раем» все было просто идеально, все очень здорово сложилось.

С мужем Андреем Кончаловским и сыном Петром на закрытии кинофестиваля в Венеции

Нет, речь не о трудностях в работе, а об эмоциональной стороне. Вы ведь наверняка готовились, вживались в образ.

Ю. В.:

Конечно, готовилась. Андрей Сергеевич (Кончаловский. - Прим. ред.) дал огромные списки книг и мне, и остальным артистам. Литература была для каждого своя. Я, например, читала много воспоминаний русских эмигрантов, книг о концлагерях, в том числе и «Сказать жизни «Да!» Виктора Франкла. Очень большое впечатление на меня она произвела. И конечно, все это заложило основу для роли.

Ужас трагедий ХХ века в том, что нормальная жизнь может в мгновение ока стать ненормальной - и никто из нас не знает, как мы себя поведем

А эмоции… Я, когда несколько лет назад прочла роман Джонатана Литтелла «Благоволительницы», думала, что вообще никогда больше не улыбнусь ни одной шутке про евреев… Наверное, год назад я бы совсем по-другому отвечала на ваши вопросы. Но съемки фильма закончились уже давно. И сейчас моя главная эмоция по поводу тех съемок: какое же это было счастье!

В финале ваша героиня совершает невероятный, неожиданный поступок. И все же он выглядит по-своему логичным...

Ю. В.:

Абсолютно. И если для вас он выглядит логичным, то я знаю его логику изнутри, знаю намного больше, чем зритель. У меня одних только монологов на съемках было три дня по 6 часов. (Примерно половину фильма составляют эпизоды, в которых главные герои рассказывают о себе, глядя в камеру. - Прим. ред.) Это была черная коробка, в которой ты никого не видишь. Время от времени заходит режиссер. А ты сидишь и рассказываешь свою жизнь.

Каждый человек выбрасывает в космос свои желания, когда ему мучительно чего-то не хватает. Я ничего не выбрасываю

Жизнь героини, конечно, но она и правда уже становится твоей, потому что через какое-то время ты забываешь про камеру. И вот я в общей сложности 18 часов про себя рассказывала. Про детство, семью - ничего из этого вообще в фильм не вошло, там все начинается с Парижа, с Сопротивления. Но я-то все знала с самого рождения героини. Это жизнь, которая была полностью придумана, создана и которую я всю в этих разговорах и пересказала.

В фильм в результате вошло, наверное, процентов 15 от того, что я проговорила. Но прожила-то я все 100. И логика финального поступка для меня вытекала и из этих трех дней тоже. Но я в этой логике уверена абсолютно.

Кадр из фильма «Рай»

А вы не задумывались, как сами бы поступили? На грани жизни и смерти, когда спасение предлагает человек, который…

Ю. В.:

Ох, да мы же ничего о себе не знаем! Главный ужас всех трагедий ХХ века и тех, что происходят и сейчас, в том, что любая нормальная жизнь может в мгновение ока стать ненормальной - и никто из нас не знает, как мы себя поведем. Хочется верить, что я смогла бы потом хотя бы не ненавидеть себя.

Ваша предыдущая кинороль была в «Щелкунчике». Прошло 6 лет, это большой срок.

Ю. В.:

Наверное, так бывает, наверное, я актриса одного режиссера. Возможно, никто в меня так не верит, как Кончаловский. Ну и тот материал, который мне время от времени все-таки предлагают… Вот правду скажу: за эти годы ничего особенно интересного я не встречала. С другой стороны, у меня серьезная работа в театре. Сложных актерских задач мне достаточно - на днях отыграла два подряд «Вишневых сада». А это совсем нешуточная работа.

Я вряд ли была бы востребована как ведущая кулинарной программы, если бы была плохой актрисой

Знаете, каждый человек, как говорится, выбрасывает в космос какие-то свои желания, когда ему мучительно чего-то не хватает. А у меня не тот случай, я ничего не выбрасываю. Наверное, поэтому ничего и не приходит. И потом, любая роль для меня - это маленькая жизнь. «Дядя Ваня», «Три сестры», тот же «Вишневый сад», или такое кино, как «Рай». А у меня есть, наверное, какой-то лимит этих жизней. Я что-то накапливаю - и потом выдаю. И вряд ли могла бы делать это чаще.

Получается, что как актриса вы напоминаете о себе редко. И для массовой аудитории все больше становитесь медийной персоной, телеведущей, кулинаром. Вас это не смущает?

Ю. В.:

Нет, я этим горжусь. Я вряд ли была бы востребована как ведущая кулинарной программы, если бы была плохой актрисой. Есть множество людей, которые точно умеют резать лук лучше, чем я. Но вот сделать из резки лука процесс, за которым интересно наблюдать, - здесь нужны актерские данные. Нужно заинтересовать зрителя, увлечь его, сделать легко, весело. Так, чтобы все поверили, что я готовлю лучше всех на свете. Я действительно готовлю хорошо - ну, нормально я готовлю. Я вообще люблю все, что имеет отношение к еде. Но, повторяю, одной любви недостаточно, чтобы сделать хорошее шоу.

То есть вы играете большого кулинара?

Ю. В.:

Нет, не так. Конечно, это роль. Но для меня роль - это способность делать что-то лучше других с точки зрения именно заразительности. И я знаю, что так рассказать про самые простые оладьи или пельмени, как могу я, мало кто может. Я отдаю себе в этом отчет, я делаю это профессионально: я вас - зрителя - заражаю своей любовью к еде. В конце концов, меня же никто не заставлял становиться к плите перед камерой… А к оценкам я уже довольно давно научилась относиться равнодушно. И к критике, и к похвале, кстати.

С мужем Андреем Кончаловским и сыном Петром на показе фильма «Рай» в Венеции

Совсем равнодушно?

Ю. В.:

Без всякого лукавства и лицемерия это говорю. Раньше, на третьем курсе, я могла три ночи не спать, узнав, что какой-то режиссер видит во мне подающую надежды. Сердце билось так, что ни спать, ни есть была не в состоянии. А сейчас впечатления от такой фразы хватает ровно на столько, сколько эта фраза длится. «Ты сегодня замечательно сыграла». - «Спасибо». Наверное, я теперь намного лучше знаю свои возможности и проблемы. И объективнее оцениваю профессию. Знаете, однажды замечательная актриса Ирен Папас сказала мне удивительную фразу. Она снималась в «Одиссее» у Кончаловского, а я там работала на съемках как stand-in. Это такая смешная должность - человек, по которому выставляют свет. Чтобы, когда актеры пришли на площадку, все уже было готово. После одного из дублей я подошла к ней, не в силах сдержать восторга, а она шепнула мне на ухо: «Ну вот, я еще раз всех обманула!» Понимаете?

Я в смысле работы неуверенный и, не боюсь этого слова, трусливый человек

Мы все, люди этой профессии, что-то про себя знаем. Если я услышала, что сегодня сделала что-то хорошо, то понимаю: это не значит, что я смогу то же самое сделать хорошо завтра. Я вообще в этом смысле неуверенный и, не боюсь этого слова, трусливый человек.

Вы не уверены в себе?

Ю. В.:

Да, для меня каждый раз - как первый. Я, наверное, храбрая, но это именно храбрость человека, которому очень-очень страшно. Который закрывает глаза и прыгает в пропасть, потому что боится высоты. Я специально с детства выключала у себя в комнате свет на ночь - потому что боялась остаться в темноте. Это преодоление до сих пор во мне есть. Желание доказать себе то, в чем у меня самой есть сомнения. Помню, как в первый раз пробежала 10 километров - мне было 14 лет. Все уже давно домой ушли, а я все бегала круги по стадиону…

Ю. В.:

Что нет больше восторженности, ожидания, великих перспектив? Да, наверное, грустно. Но это неизбежно приходит с возрастом, я думаю. Ты понимаешь, что какие-то роли не сыграешь никогда. И какие-то прекрасные авантюры тебя уже не затянут, потому что ты отлично знаешь, чем в итоге все кончится.

Конечно, эта трезвость не прибавляет восторга. Но что тут сделать? Думаю, последний «кризис жанра», если говорить о мечтаниях и порывах, был в моей жизни лет в 26–27. После этого я закончила с великими ожиданиями. Мне кажется, важно вовремя перестать ожидать. Иначе ты не живешь, а занимаешься тем, что ожидаешь, когда начнешь жить той удивительной жизнью, которую сам себе придумал. Жить ожиданиями - это не очень счастливая жизнь.

Психологи говорят, что нам важно иметь какие-то планы, мечты, ожидания, проекты. Причем чем мы старше, тем это важнее. Иначе, как только мы начинаем жить интересами детей и внуков, наша жизнь заканчивается, превращается в эпилог.

Ю. В.:

Я, конечно, не призываю жить чужими интересами. Но если кто-то счастлив тем, что живет интересами детей и внуков, и реализует себя в этом, то ничего плохого тут нет. Если у этого человека самый теплый и уютный дом, если его внуки одеты в самые красивые вязаные свитера и у них лучшие подарки под елкой, если вся семья торопится домой, где с кухни пахнет ванилью, а в спальнях на кроватях самое чистое и свежее белье, то это тоже талант и тоже самореализация. Но это не про меня история.

Я всегда хотела быть артисткой одного режиссера. Что хотела, то и получила

Я люблю свой дом, очень. Но мне нравится активная жизнь, которая происходит и за стенами дома. Мне нравится театр, я люблю свои кулинарные студии, свои рестораны. А про ожидания в другом смысле говорила. Во-первых, не ждать, что оно придет само, а что-то делать. А во-вторых... Я еще и суеверный человек и побаиваюсь этих высоких ожиданий.

Наверное, если бы я все время мечтала сыграть Джульетту или Анну Каренину, то сейчас только и делала бы, что кусала локти. Потому что вместо Джульетты сыграла Галю из Ростова-на-Дону в «Глянце», а вместо Карениной - ну, наверное, Ольгу Каменскую в «Рае». И я искренне считаю, что это замечательные картины.

Вы счастливы?

Ю. В.:

Счастье - очень кратковременное состояние. Петр Ершов, замечательный теоретик театра и психолог, сказал, что момент счастья - это когда поставленная задача реализована, а новая еще не возникла. Мне как раз кажется, что я все время что-то делаю, не бездельничаю. Знаете, я часто слышу - даже от молодых, - как они, находясь в каком-то процессе, его ругают. Все им плохо, долго, неинтересно. Проходит два месяца, они встречаются и - «А помнишь, как было круто?». Я совсем этого не понимаю. Я не помню, как было круто, я чувствую сейчас, что круто. И воспринимаю это как абсолютное счастье.

Вы сказали: «бойся своих желаний». Можете подтвердить на собственном опыте?

Ю. В.:

Я всегда хотела быть артисткой одного режиссера. Я всегда хотела быть тем, чем была Джульетта Мазина для Феллини, чем были бергмановские женщины для Бергмана, хотела быть - музой, да, ни больше ни меньше. Ну вот, что хотела, то и получила. Наверное, на ваш вопрос, почему я снимаюсь редко, одной этой фразой и можно было ответить.

Обретенный рай

Юлия Высоцкая родилась в Новочеркасске. Как актриса дебютировала в Минске. Известна как ведущая кулинарных телешоу, автор кулинарных книг, ресторатор, а также как жена режиссера Андрея Кончаловского. Список ее киноролей пополнился еще одной ролью - русской эмигрантки Ольги Каменской, попавшей в концлагерь во время Второй мировой. Этот новый фильм Андрея Кончаловского «Рай» в 2016 году получил «Серебряного льва» за режиссуру на фестивале в Венеции, вошел в шорт-лист претендентов на премию «Оскар» в категории «Лучший фильм на иностранном языке», собрал множество лестных отзывов авторитетных критиков.

Действие фильма происходит во Франции в годы Второй мировой войны и рассказывает о сложном выборе в непростых жизненных условиях. Картина еще раз напоминает всем нам о том, что Юлия Высоцкая не только талантливая телеведущая, но и большая актриса.

«Рай» - в прокате с 19 января.
В остальных ролях: Кристиан Клаусс, Филипп Дюкень, Виктор Сухоруков.

Юлия, с чего все началось?

Началось с того, что я ждала второго ребенка, у меня не было работы и я с утра до вечера готовила. Муж смотрел, как я разговариваю с курами и утками в духовке, как я ругаюсь на тесто, когда оно не поднимается, и как его хвалю, когда все получается, и однажды сказал, что это надо за деньги показывать, потому что смотреть на это весело. Потом он поговорил с руководством НТВ, мы сделали пилот, и все это как-то пошло. Не было грандиозных планов, просто хотелось что-то делать, а не умирать от скуки. Но потом затянуло, потому что я действительно люблю готовить, действительно люблю еду и все, что с ней связано, я в этом разбираюсь, и, конечно, я не профессионал, но я из тех любителей, которые своей страстью любого профессионала за пояс заткнут.

Помните, что готовили на первой съемке?

Хорошо помню, конечно. Это была яичница «по-кончаловски» — блюдо, которое готовила Наталья Петровна Кончаловская и которому меня научил Андрей Сергеевич.

Это собственно яичница с ржаными гренками, натертыми чесноком, с большим количеством жареного лука, томатов и сладкого перца, с зеленью и тертым сыром — полноценный обед на самом деле.

Проект снимается дома, режиссер чаще всего приезжает накануне вечером и остается у меня ночевать. Ирена Мацкевич, наверное, мой самый близкий друг, мы знакомы 27 лет, вместе учились в театральном институте. Она приезжает, я пишу пошаговую карту каждого рецепта, мы вместе определяем схему — какой рецепт мы сначала будем снимать, какой затем.

Потом мы готовим кухню, убираем все лишнее, ставим нужное, из холодильника вынимаются домашние продукты, кладутся продукты, которые нужны на съемку, и так далее — в общем, рутина.

При этом, когда рядом родной человек, все это сопровождается чаем, кофе, разговорами, иногда начинаем писать рецепты, потом заболтались, посмотрели — боже мой, уже два часа утра. А еще я обязательно бегаю перед съемками, чтобы чувствовать себя в тонусе.


С командой проекта «Едим дома!»

Тяжело даются съемки кулинарных программ?

Это, конечно, большая физическая нагрузка. Раньше я носила с собой шагомер и видела, что за съемочный день по кухне можно намотать от 8 до 12 километров. Сейчас мы снимаем 2−3 программы в день, бывало по 4 и 5, а когда снимали «Завтраки», у нас был рекорд — 20 завтраков в один день.

Это тяжело, но это все равно кайф. Потому что у тебя всегда есть перед глазами результат, и это главное. В кино, бывает, тебе кажется, что ты гениально сыграл, а потом посмотришь результат в смонтированной картине и понимаешь, что это была иллюзия. Или, наоборот, сыграл хорошо, а режиссер порезал так, что от этого ничего не осталось.

А здесь другое: вот у тебя была мука и вода, а вот я вынимаю пышную ароматную фокаччу из духовки, съемочная группа ест с удовольствием — это очень сильно подпитывает.

С моей командой я работаю уже 14 лет. Это тоже помогает — мы друг друга понимаем с полуслова. Когда только начинали, на съемках за границей мои операторы первым делом бежали искать «Макдональдс», потому что это была знакомая еда. А теперь они разбираются в прожарке мяса, знают, что такое макароны альденте и предпочитают горький шоколад молочному.

Как вы нашли свой стиль ведения, свою скорость? Как учились работать в кадре?

Мне легче работать в кадре, чем шеф-поварам, которые, может, безупречно умеют резать лук, но так боятся камеры, что у них дрожат руки, или они, наоборот, настолько забывают о дистанции между ведущим и зрителями, что на экране это выглядит развязно.

У меня есть актерское образование, и оно, в первую очередь, подразумевает органичное существование в предлагаемых обстоятельствах.

Кухня — это как раз предлагаемые обстоятельства. И я в них существую, стараясь быть интересной, увлекательной и при этом, насколько возможно, оставаться самой собой.

Насчет скорости — мне кажется, это недостаточно быстро. Меня мало волнует критика, что, мол, я мечусь по кухне. Я не мечусь, это темп моей жизни, и в жизни, поверьте, я делаю все быстрее. В кадре я себе этого позволить не могу, камера за мной просто не успеет, так что приходится это учитывать. Я очень ценю время, мне мало часов в сутках, я мало сплю, мне хочется, чтобы времени было больше. Но я не всегда была такой, моя мама лет до шестнадцати меня постоянно подгоняла: «Юля, ну ты можешь шевелиться побыстрее?» Я была нормальным ребенком, живущим в своем темпе.

Не сложно ли за столько лет не повториться с рецептами?

Нет, это не сложно. Кулинария постоянно развивается, плюс сейчас к этому виду досуга большой интерес во всем мире, люди стали посвящать этому много времени, и здесь самое главное — держать руку на пульсе и быть любопытным человеком.

Я иногда удивляюсь, когда разговариваю с молодыми поварами, что знаю больше, чем они, — хотя это профессия, которая их кормит. Меня это поражает.

Может, конечно, они устают от готовки за рабочий день, может, рутина их утомляет, а у меня как раз есть возможность переключаться с одной деятельности на другую, оставляя горящим этот огонек интереса… Или это уже другое поколение — информация так доступна, что у тебя нет никого желания ее добывать? Не знаю. Мне кажется, это один из плюсов моего перфекционизма — во всем хочется дойти до самой сути.

Как изменились за это время рынок продуктов, аудитория, задачи программы? Изменились ли ваши конкуренты?

На самом деле мне бы хотелось, чтобы было как можно больше интересных кулинарных программ, потому что, чтобы развиваться, должно быть развитие всей среды. Безусловно, изменился рынок продуктов: 14 лет назад мне, как ни странно, было проще. Может, не было такого ассортимента, зато можно было купить свежие сардины, хороший сыр, можно было купить сливки, которые были сделаны из натурального молока, а не из порошкового продукта. Я не ходила на рынок с прибором, который проверяет количество нитратов в овощах и фруктах.

Я никогда не вступала в дискуссию по поводу того, что у нас якобы дорогие продукты. У нас, видимо, люди реагируют на названия. Сейчас уже никто не помнит, но руккола впервые на российском экране появилась у меня в программе, и тогда были упреки за экзотичность, а сейчас ее выращивают в Подмосковье и все могут это себе позволить.

Или полента из кукурузной крупы — всем кажется, что она дорогая, потому что звучит по‑итальянски, но назовите ее мамалыгой, и к ней сразу будут относиться с презрением.

Зато столько блюд из гречки, сколько я приготовила за эти 14 лет, ни одна кулинарная программа не показала! Но возмущение зрителей — это как с погодой: бессмысленно спорить — что есть, то есть.


В центре фото: Полина Александровна и Николай Егорович Мелиховы с дочерью Светланой (мамой Юлии Высоцкой).

Что вы помните из кухни собственного детства — что готовила мама, что вам нравилось?

Мои родители много работали, и, как и у всех советских людей, на приготовление еды у них было не так много времени. Но все-таки по субботам у мамы всегда был пирог с капустой, зимой был винегрет, а летом — запеченные в духовке почти до угля баклажаны с зеленью, помидором и сливочным маслом, это было ужасно вкусно. Ни разу с тех пор не встречала рецепта баклажанов со сливочным маслом — видимо, это какое-то мамино изобретение.

Больше готовила бабушка, Полина Александровна, и ее кухню я обожала: вареники с вишней (я могла съесть их очень, очень много), зеленый борщ, потрясающая тыквенная каша с рисом (как я сегодня понимаю, практически ризотто, только сладкое), ну и всякие пирожки — с абрикосами, сливами, яблоками.

Это южная, донская кухня, следовательно, очень много овощей, фруктов, мало каш — я впервые гречку попробовала в 18 лет в Минске. И тогда же я узнала, что пельмени бывают замороженными, для меня это было потрясением: и как люди не боятся покупать это? Откуда они знают, что положили в тесто?

Вообще приготовление теста моей бабушкой было священнодействием. Я помню, кто-то умер из родственников, бабушка должна была сорваться и уехать в станицу на похороны, а она накануне поставила тесто. Мне было лет шесть, и я осталась наедине с этим тестом, которое лезло из кастрюли, я его месила сначала руками, потом влезла в эту кастрюлю ногами, а тесто все росло и росло, как в комедии…

Апогей отчаяния у мам: что готовить на завтрак, чтобы быстро и дети ели? Что, кстати, предпочитают ваши домашние в качестве завтраков?

Я в этом смысле человек достаточно жесткий, я категорически против быстрых завтраков. Я понимаю, что разнообразные хлопья — это выход для мамы, которая торопится на работу, но это те углеводы, которые не дают ребенку никакой энергии, во‑первых, а во-вторых, тут нужно думать о будущем: нужно растить здорового человека, а на таких завтраках это не получится. Как выход? Можно готовить что-то заранее, замораживать и разогревать. Я, например, делаю блинчики, фарширую их творогом, или куриным фаршем, или овощами, в готовом виде замороживаю, и утром мне нужно несколько минут, чтобы их разогреть.

Если нет времени вообще, лучше яйцо ребенку пожарить или сварить, или кусок цельнозернового хлеба в тостер опустить и смазать его сливочным маслом, потому что сливочное масло детям совершенно необходимо, это вкусно, полезно, сытно, и ребенку этой энергии хватит до следующего перекуса.

Можно сэндвич быстро сделать: два кусочка хлеба, между ними кусочки огурца, отварного цыпленка, быстрая заправка из йогурта и горчицы — это сочно, вкусно и абсолютно здоровая еда. Каши я сейчас делаю так: замачиваю цельный овес или цельную рожь, потом варю, и такая каша тоже спокойно пару дней в холодильнике стоит, ее нужно только разогреть. Варю, кстати, на овсяном молоке, или рисовом, или соевом — редко использую коровье.

К сожалению, сырники любим только я и мой муж, остальные домашние к ним равнодушны — я так понимаю, что просто перекормила ими в свое время. В моем детстве творог был дефицитом, помню, как стояла в Тбилиси в очереди за пачкой творога и считала потом каждый сырник — у мамы они получались очень вкусными, казалось, ничего вкуснее в жизни нет. И я, похоже, со всеми этими сырниками, творожниками, запеканками и ватрушками перестаралась так, что мои дети это есть отказываются.


Традиционный вопрос: как человек, работающий с продуктами, умудряется сохранять такую прекрасную форму?

Я прежде всего работаю артисткой, а артистке нужно себя поддерживать, это часть профессии. И здесь ничего нового — поменьше есть, побольше двигаться. Нет у меня ни волшебной таблетки, ни волшебного обмена веществ, который все сжигает. Конечно, время от времени разрешаю себе все — и хлеб с маслом люблю больше всего на свете, и пасту с ботаргой сегодня буду делать для друзей и сама, конечно, съем. Но в принципе стараюсь держать себя в руках.

Голодать, например, люблю — особенно когда понятно, что джинсы не так сели и надо прекращать процесс обжорства.

Занимаюсь йогой, бегом. Иногда надоедает ужасно. С другой стороны, два дня не побегаю — и тело начинает требовать этого спортивного эндорфина, чтобы с тебя сошло семь потов, чтобы ты себя зауважал. Такой наркотик.

На бег меня подсадил муж, и мы довольно долго бегали вместе. Но затем ему сделали операцию на позвоночнике и он перестал бегать, пересел на велосипед. И в этот момент подруга уговорила меня попробовать палки для ходьбы. Сначала у меня сработал стереотип: что-то такое для пожилых людей, мне это не интересно. А потом я поняла, что это очень серьезная нагрузка, причем правильно распределенная — не только на ноги, но и на другие группы мышц: спина, руки — все работает. И мы с мужем стали ходить вместе, можем пройти километров 20, а то и больше. Велосипед тоже хорошо, ты многое можешь посмотреть, многими впечатлениями насладиться, зато палки — это общение. А если я иду одна, то слушаю книги, лекции. Только надо нагрузки менять, потому что наше хитрое тело ко всему привыкает.

Не поступали ли вам предложения за столько лет кулинарной карьеры принять участие в съемках «ресторанного» сериала или что-то в этом духе?

Предложения поступали. Но здесь очень много зависит от сценария, режиссера, партнеров — много факторов, которые меня могли бы убедить. Пока эта тема для меня в принципе наполнена, может быть, если я закончу этим заниматься, соглашусь на интересный кулинарный сюжет.


В роли Сони в спектакле «Дядя Ваня» (с Александром Домогаровым). Режиссер — А. Кончаловский

Юлия, почему вы — красивая, яркая актриса — так мало снимаетесь? Это ваш собственный выбор или, может быть, диктат мужа?

Если бы это был диктат мужа, я бы никогда не посмела напрямую сказать, наоборот, стала бы отпираться: что вы, что вы, он даже хочет, чтобы я снималась! Никто и никогда не признается в жизни, что есть диктат. Не знаю, так складывается моя судьба. Так идет моя дорога.

Я счастливая театральная актриса. В театре Моссовета, в трилогии Андрея Сергеевича Кончаловского по пьесам Чехова, я играю те роли, о которых студенткой могла только мечтать.


На съемках фильма «Рай». Режиссер — А. Кончаловский

Что касается кино, тот материал, какой я получаю, не вызывает во мне внутреннего отклика, и, наверное, тень моего мужа производит определенное впечатление на режиссеров — никому не интересно снимать чужую артистку, всем хочется со своими работать. Я мало снимаюсь, но у меня нет актерского отчаяния. У меня достаточно интересной, любимой работы.

Вы вошли в жюри конкурса «Героиня нашего времени» как попечитель фонда «Измени одну жизнь», который занимается поиском родителей для детей-сирот. Почему именно этот фонд?

Тема ребенка без семьи — это… Если есть вещи, за которые должна быть национальная ответственность и национальный стыд, то это точно старики и дети. Когда возникли ребята с предложением стать попечителем фонда — какие могли быть еще варианты? Конечно, я согласилась.

Когда ребенок попадает в семью, безусловно, это радостно и прекрасно, но это еще и очень сложно — и для ребенка, и для семьи, и фонд «Измени одну жизнь» — он не просто про усыновить, он про то, как помочь ребенку и родителям дальше жить вместе. Наладить отношения.

И еще мне кажется, нам всем надо работать не только по факту с трагедией, но и по ее предотвращению, нужно что- то менять в системе, чтобы дети не становились сиротами. Да и сам механизм взятия ребенка в семью у нас по‑прежнему не очень простой. Одному моему близкому знакомому усыновление далось очень сложно. И человек — довольно успешный профессионал, и жена прекрасная, и дом большой, все есть, а детей нет. И фонд помог. Видя своими глазами эту человеческую боль по обе стороны — боль людей, которые хотят стать родителями, но не могут, и боль детей, по воле судьбы оставшихся сиротами, — тебе, конечно, хочется помогать, чем можешь.

Фонд и мастерская кухонной мебели «Едим дома!» учредили в нашем конкурсе специальный приз для приемных мам — одна из участниц получит в подарок сертификат и сможет выбрать практически любую понравившуюся ей кухню. Как будете определять победительницу?

Честно говоря, не представляю, как мы будем выбирать, очень сложный вопрос. Придется объединиться с фондом, с редакционным жюри — это очень ответственно, и, думаю, будет тяжело определиться.

Наши участницы — женщины, которые меняют жизнь вокруг себя к лучшему. Кто сегодня для вас герои нашего времени?

Есть люди, которых знают все: актриса Юлия Пересильд с фондом «Галчонок», Чулпан Хаматова с «Подари жизнь», Хабенский с его фондом, помогающим детям с тяжелыми заболеваниями головного мозга.

Сейчас очень многие известные люди пытаются использовать свое имя в помощь нуждающимся, и это очень правильно.

С другой стороны, у меня есть прекрасные друзья, их имена ничего никому не скажут, но они больше двадцати лет помогают бездомным животным, дома у них 30 или 40 собак, и еще 2 приюта они фактически содержат на свои деньги. Есть прекрасный человек, друг семьи, Петькин крестный отец — он стоматолог и много помогает и хосписам, и тем людям, которые просто не могут себе позволить лечить зубы.


Как, на ваш взгляд, изменилась роль женщины в современном обществе?

Я убеждена, что роль женщины всегда важнее, чем роль мужчины, так есть и так будет — это семья, дети, дом. Известный призыв марки Dior «Мы все должны быть феминистками» хорош, но все же — почему все? Или я жила в такой среде, что я никогда не ощущала, что женщин как- то притесняют и не дают им возможности выразить себя?

Чтобы в советское время женщина сидела в углу и помалкивала — я такого никогда не видела.

Женщины должны иметь возможность зарабатывать не меньше мужчин, их мнение должно что-то значить, феминистское движение много действительно важных вопросов поднимает. Но мы все же не должны забывать про природу, про вещи, без которых человечеству не выжить. Я знаю, что мы все должны любить друг друга, и не уверена, что мы все должны быть феминистками.

Трудно ли быть современной женщиной?

Женщиной вообще быть трудно, во все времена.

Наш друг врач говорит: если мужчина устроен как велосипед, то женщина — как космический корабль.

Я сама хочу больше, выше, быстрее, но при этом мне не интересно разделение по половому признаку — ни для себя, ни для других. Мне интересно, хорошо ли этот артист играет на сцене или плохо, хорошо ли этот повар приготовил или плохо, а мужчина он или женщина — это не важно.

Что вас сегодня вдохновляет?

Мне нравится моя работа, я люблю свой театр Моссовета, своих партнеров, своих немногочисленных, но очень помогающих мне друзей. По‑прежнему чашка кофе меня вдохновляет, но не каждый день.

Первая мысль сегодня утром… «Сейчас побегу». Я даже не стала сегодня воду пить, встала и побежала. Поняла, что стоит чуть-чуть промедлить, и я найду массу отговорок. Но я побежала и теперь довольна собой.

Интервью: Наталья Родикова

Фото: Михаил Королев; из личного архива героини

Интервью

Юлия Высоцкая: «Я перестала жить ожиданиями»

Коллеги говорят о ней: целеустремленная, требовательная к себе и другим, решительная. Но есть и другая Юлия Высоцкая. Глубокая, переживающая, иногда - неуверенная, говорящая «Я не знаю», но готовая искать ответы. Увидеть ее такой удавалось немногим. Но теперь и у нас есть такая возможность. В нашем интервью актриса рассказала, что такое счастье, почему она перестала мечтать и чем сложна роль в новом фильме «Рай».

В фильме «Рай» мы увидим, как Юлия Высоцкая проживает - с другими актерами и один на один с камерой - вымышленную жизнь русской аристократки и героини французского Сопротивления Ольги Каменской. И образ этот оказывается настолько убедительным, что возникает ясное чувство: теперь мы знаем эту актрису лучше, знаем про нее то, что раньше было скрыто...

Psychologies:

Вам было трудно работать на этом фильме?

Нет, я не могу так сказать. Для меня тяжелая работа - это работа, которая не получается. Когда не можешь найти верный тон, когда с партнерами нет общего языка, когда слова в сценарии или пьесе - чужие для тебя. Вот это тяжело. А тут все очень правильной дорогой шло, весь фильм. То, что воспринимается зрителем как серьезная тема, необязательно оказывается тяжелой работой для актера.

Чем выше творческий настрой - простите мне такую высокопарность, - чем люди лучше друг к другу относятся, чем лучше понимают, какое общее дело они делают, тем легче. И неважно, получается в итоге комедия, трагедия или мелодрама. А с «Раем» все было просто идеально, все очень здорово сложилось.

Psychologies:

Нет, речь не о трудностях в работе, а об эмоциональной стороне. Вы ведь наверняка готовились, вживались в образ.

Ю. В.:

Конечно, готовилась. Андрей Сергеевич (Кончаловский. - Прим. ред.) дал огромные списки книг и мне, и остальным артистам. Литература была для каждого своя. Я, например, читала много воспоминаний русских эмигрантов, книг о концлагерях, в том числе и «Сказать жизни „Да!“» Виктора Франкла. Очень большое впечатление на меня она произвела. И конечно, все это заложило основу для роли.

А эмоции… Я, когда несколько лет назад прочла роман Джонатана Литтелла «Благоволительницы», думала, что вообще никогда больше не улыбнусь ни одной шутке про евреев… Наверное, год назад я бы совсем по-другому отвечала на ваши вопросы. Но съемки фильма закончились уже давно. И сейчас моя главная эмоция по поводу тех съемок: какое же это было счастье!

Psychologies:

В финале ваша героиня совершает невероятный, неожиданный поступок. И все же он выглядит по-своему логичным...

Ю. В.:

Абсолютно. И если для вас он выглядит логичным, то я знаю его логику изнутри, знаю намного больше, чем зритель. У меня одних только монологов на съемках было три дня по 6 часов. (Примерно половину фильма составляют эпизоды, в которых главные герои рассказывают о себе, глядя в камеру. - Прим. ред.) Это была черная коробка, в которой ты никого не видишь. Время от времени заходит режиссер. А ты сидишь и рассказываешь о своей жизни.

Жизнь героини, конечно, но она и правда уже становится твоей, потому что через какое-то время ты забываешь про камеру. И вот я в общей сложности 18 часов про себя рассказывала. Про детство, семью - ничего из этого вообще в фильм не вошло, там все начинается с Парижа, с Сопротивления. Но я-то все знала с самого рождения героини. Это жизнь, которая была полностью придумана, создана и которую я всю в этих разговорах и пересказала.

В фильм в результате вошло, наверное, процентов 15 от того, что я проговорила. Но прожила-то я все 100. И логика финального поступка для меня вытекала и из этих трех дней тоже. Но я в этой логике уверена абсолютно.

Psychologies:

А вы не задумывались, как сами бы поступили? На грани жизни и смерти, когда спасение предлагает человек, который…

Ю. В.:

Ох, да мы же ничего о себе не знаем! Главный ужас всех трагедий ХХ века и тех, что происходят и сейчас, в том, что любая нормальная жизнь может в мгновение ока стать ненормальной - и никто из нас не знает, как мы себя поведем. Хочется верить, что я смогла бы потом хотя бы не ненавидеть себя.

Psychologies:

Ваша предыдущая кинороль была в «Щелкунчике». Прошло 6 лет, это большой срок.

Ю. В.:

Наверное, так бывает, наверное, я актриса одного режиссера. Возможно, никто в меня так не верит, как Кончаловский. Ну и тот материал, который мне время от времени все-таки предлагают… Вот правду скажу: за эти годы ничего особенно интересного я не встречала. С другой стороны, у меня серьезная работа в театре. Сложных актерских задач мне достаточно - на днях отыграла два подряд «Вишневых сада». А это совсем нешуточная работа.

Знаете, каждый человек, как говорится, выбрасывает в космос какие-то свои желания, когда ему мучительно чего-то не хватает. А у меня не тот случай, я ничего не выбрасываю. Наверное, поэтому ничего и не приходит. И потом, любая роль для меня - это маленькая жизнь. «Дядя Ваня», «Три сестры», тот же «Вишневый сад» или такое кино, как «Рай». А у меня есть, наверное, какой-то лимит этих жизней. Я что-то накапливаю - и потом выдаю. И вряд ли могла бы делать это чаще.

Psychologies:

Получается, что как актриса вы напоминаете о себе редко. И для массовой аудитории все больше становитесь медийной персоной, телеведущей, кулинаром. Вас это не смущает?

Ю. В.:

Нет, я этим горжусь. Я вряд ли была бы востребована как ведущая кулинарной программы, если бы была плохой актрисой. Есть множество людей, которые точно умеют резать лук лучше, чем я. Но вот сделать из резки лука процесс, за которым интересно наблюдать, - здесь нужны актерские данные. Нужно заинтересовать зрителя, увлечь его, сделать легко, весело. Так, чтобы все поверили, что я готовлю лучше всех на свете. Я действительно готовлю хорошо - ну, нормально я готовлю. Я вообще люблю все, что имеет отношение к еде. Но, повторяю, одной любви недостаточно, чтобы сделать хорошее шоу.

Psychologies:

То есть вы играете большого кулинара?

Ю. В.:

Нет, не так. Конечно, это роль. Но для меня роль - это способность делать что-то лучше других с точки зрения именно заразительности. И я знаю, что так рассказать про самые простые оладьи или пельмени, как могу я, мало кто может. Я отдаю себе в этом отчет, я делаю это профессионально: я вас - зрителя - заражаю своей любовью к еде. В конце концов, меня же никто не заставлял становиться к плите перед камерой… А к оценкам я уже довольно давно научилась относиться равнодушно. И к критике, и к похвале, кстати.

Psychologies:

Совсем равнодушно?

Ю. В.:

Без всякого лукавства и лицемерия это говорю. Раньше, на третьем курсе, я могла три ночи не спать, узнав, что какой-то режиссер видит во мне подающую надежды. Сердце билось так, что ни спать, ни есть была не в состоянии. А сейчас впечатления от такой фразы хватает ровно на столько, сколько эта фраза длится. «Ты сегодня замечательно сыграла». - «Спасибо». Наверное, я теперь намного лучше знаю свои возможности и проблемы. И объективнее оцениваю профессию.

Знаете, однажды замечательная актриса Ирен Папас сказала мне удивительную фразу. Она снималась в «Одиссее» у Кончаловского, а я там работала на съемках как stand-in. Это такая смешная должность - человек, по которому выставляют свет. Чтобы, когда актеры пришли на площадку, все уже было готово. После одного из дублей я подошла к ней, не в силах сдержать восторга, а она шепнула мне на ухо: «Ну вот, я еще раз всех обманула!» Понимаете?

Мы все, люди этой профессии, что-то про себя знаем. Если я услышала, что сегодня сделала что-то хорошо, то понимаю: это не значит, что я смогу то же самое сделать хорошо завтра. Я вообще в этом смысле неуверенный и, не боюсь этого слова, трусливый человек.

Psychologies:

Вы не уверены в себе?

Ю. В.:

Да, для меня каждый раз - как первый. Я, наверное, храбрая, но это именно храбрость человека, которому очень-очень страшно. Который закрывает глаза и прыгает в пропасть, потому что боится высоты. Я специально с детства выключала у себя в комнате свет на ночь - потому что боялась остаться в темноте. Это преодоление до сих пор во мне есть. Желание доказать себе то, в чем у меня самой есть сомнения. Помню, как в первый раз пробежала 10 километров, - мне было 14 лет. Все уже давно домой ушли, а я все делала круги по стадиону…

Psychologies:

А не грустно, что сердце не бьется так, как на третьем курсе?

Ю. В.:

Что нет больше восторженности, ожидания, великих перспектив? Да, наверное, грустно. Но это неизбежно приходит с возрастом, я думаю. Ты понимаешь, что какие-то роли не сыграешь никогда. И какие-то прекрасные авантюры тебя уже не затянут, потому что ты отлично знаешь, чем в итоге все кончится.

Конечно, эта трезвость не прибавляет восторга. Но что тут сделать? Думаю, последний «кризис жанра», если говорить о мечтаниях и порывах, был в моей жизни лет в 26–27. После этого я закончила с великими ожиданиями. Мне кажется, важно вовремя перестать ожидать. Иначе ты не живешь, а занимаешься тем, что ожидаешь, когда начнешь жить той удивительной жизнью, которую сам себе придумал. Жить ожиданиями - это не очень счастливая жизнь.

Psychologies:

Психологи говорят, что нам важно иметь какие-то планы, мечты, ожидания, проекты. Причем чем мы старше, тем это важнее. Иначе, как только мы начинаем жить интересами детей и внуков, наша жизнь заканчивается, превращается в эпилог.

Ю. В.:

Я, конечно, не призываю жить чужими интересами. Но если кто-то счастлив тем, что живет интересами детей и внуков, и реализует себя в этом, то ничего плохого тут нет. Если у этого человека самый теплый и уютный дом, если его внуки одеты в самые красивые вязаные свитера и у них лучшие подарки под елкой, если вся семья торопится домой, где с кухни пахнет ванилью, а в спальнях на кроватях самое чистое и свежее белье, то это тоже талант и тоже самореализация. Но эта история не про меня.

Я люблю свой дом, очень. Но мне нравится активная жизнь, которая происходит и за стенами дома. Мне нравится театр, я люблю свои кулинарные студии, свои рестораны. А про ожидания в другом смысле говорила. Во-первых, не ждать, что оно придет само, а что-то делать. А во-вторых... Я еще и суеверный человек и побаиваюсь этих высоких ожиданий.

Наверное, если бы я все время мечтала сыграть Джульетту или Анну Каренину, то сейчас только и делала бы, что кусала локти. Потому что вместо Джульетты сыграла Галю из Ростова-на-Дону в «Глянце», а вместо Карениной - ну, наверное, Ольгу Каменскую в «Рае». И я искренне считаю, что это замечательные картины.

Psychologies:

Вы счастливы?

Ю. В.:

Счастье - очень кратковременное состояние. Петр Ершов, замечательный теоретик театра и психолог, сказал, что момент счастья - это когда поставленная задача реализована, а новая еще не возникла. Мне как раз кажется, что я все время что-то делаю, не бездельничаю. Знаете, я часто слышу - даже от молодых, - как они, находясь в каком-то процессе, его ругают. Все им плохо, долго, неинтересно. Проходит два месяца, они встречаются и - «А помнишь, как было круто?». Я совсем этого не понимаю. Я не помню, как было круто, я чувствую сейчас, что круто. И воспринимаю это как абсолютное счастье.

Psychologies:

Вы сказали: «Бойся своих желаний». Можете подтвердить на собственном опыте?

Ю. В.:

Я всегда хотела быть артисткой одного режиссера. Я всегда хотела быть тем, чем была Джульетта Мазина для Феллини, чем были бергмановские женщины для Бергмана, хотела быть - музой, да, ни больше ни меньше. Ну вот, что хотела, то и получила. Наверное, на ваш вопрос, почему я снимаюсь редко, одной этой фразой и можно было бы ответить.

В почти часовом интервью актриса откровенно рассказала о своем непростом характере, отношениях с супругом , который старше ее на 36 лет, а также порассуждала на тему сексуальных домогательств - болезненную тему, которая уже год не дает покоя общественности.

В интервью Высоцкая отметила, что обладает довольно бурным нравом, который буквально заложен в ее природе - Юлия происходит из казацкого рода. «Мой дед Мелихов, и вот это желание все время вынуть шашку и начать ей махать присутствует. Хочется порой решить все вопросы сразу одним движением руки, брови или словом. Я работаю над этим всю свою жизнь. Надо сказать, что по отношению к своему мужу я машу шашкой крайне редко. Я нахожу гораздо более изощренные и убедительные способы влияния. Он никогда не доводит ситуацию до того, чтобы надо было махать шашкой. Он очень хорошо меня знает и понимает, как это немного смягчить», - призналась артистка.

Андрей Кончаловский и Юлия Высоцкая (фотогалерея: листайте вправо )

Высоцкая также отметила, что, несмотря на то, что любит одиночество и наслаждается им, восстанавливая силы, она получает огромное удовольствие от работы и театра. Однако, несмотря на внушительное количество лет, проведенных на сцене и перед камерой, ей все еще необходим страх и волнение. «Для того чтобы я начала получать удовольствие, должен возникнуть страх. Перед выходом на сцену мне каждый раз страшно», - рассказала Высоцкая. Тем не менее Юлия, по собственному признанию, считает себя очень сильным человеком.

Поклонники Высоцкой действительно поражаются стойкости артистки. Несколько лет назад Юлия вместе с мужем и дочерью Марией попала в страшное ДТП во Франции. В результате аварии наследница актрисы сильно пострадала и впала в кому. Несмотря на то, что несколько месяцев назад девушка начала реагировать на внешние раздражители, восстановление организма Марии идет очень и очень медленно. В СМИ неоднократно появлялись слухи, что именно последствия страшной аварии .

Андрей Кончаловский и Юлия Высоцкая

Не обошла Высоцкая и тему сексуальных домогательств. Напомним, что год назад мир всколыхнула волна секс-скандалов, в центре которых оказались влиятельные актеры, продюсеры и режиссеры. Некоторые из них после опубликования журналистских расследований потеряли работу, другим удалось выйти сухими из воды. Высоцкая считает, что случаи, когда актриса говорит о том, что ее домогались, но умалчивает о том, что шла на это, чтобы получить роль, все дело в лицемерии.

«Конечно, сексуальные домогательства - это ужасно. Но у другой стороны, которую домогаются, чаще всего есть выбор. Принять это и сделать то, что от тебя хотят. Ради роли или материальных преимуществ, например. Одно из главных отличий человека от животного - мы всегда себе можем представить те последствия, которые принесут нам эти решения, и взять ответственность за эти решения на себя. Поэтому, когда актриса говорит, что ее домогались, но не говорит, что она на это шла, чтобы получить роль, я считаю, что это лицемерие и обман. Это все те же составляющие данной конкретной ситуации. Если мужчина встречает вас на улице и берет за попу, вот это домогательства. Нужно либо бить в ответ, либо кричать. У меня был в институте небольшой инцидент. Было некорректное поведение по отношению ко мне у солидного пожилого человека. По моей реакции он понял, что дальше так делать не стоит, - поделилась воспоминаниями Высоцкая. - Наверное, виноват тот, кто более распущенный и делает первый шаг. Неважно - женщина или мужчина. Ответственность на том, кто начал эту провокацию».

Юлия Высоцкая

Отметим, что Юлия Высоцкая . По имеющейся информации, картина расскажет про разгон мирной демонстрации в Новочеркасске в 1962 году. Известно, что лента получила поддержку Минкульта, а ее бюджет оценивается в 150 миллионов рублей. Дата начала съемок и график релиза пока не уточнены. Сейчас Кончаловский занят работой над картиной о жизни Микеланджело Буонарроти: фильм под названием « » был отснят несколько месяцев назад, однако этап пост-продакшена растянулся и . Дата выхода фильма в отечественный прокат также неизвестна.

Юлия Высоцкая в предыдущем фильме Андрея Кончаловского «Рай»